О пьесе Мольера «Тартюф» я уже писал ранее в своём ЖЖ, делая упор, в первую очередь, на исторический аспект, на время, в которое жил и творил известный французский драматург. Но в один день мне вдруг было озарение, в результате чего я взглянул на пьесу совершенно по-другому. Свои мысли по этому поводу я решил изложить в своём ЖЖ и опубликовал новый вариант рецензии, основанный, впрочем, на прежнем – но не во всём, разумеется. Я оставил зачин – это довольно важно. А вот дальше идут довольно развёрнутые и совершенно неожиданные для кого-то размышления, отличные от общепринятых оценок данной пьесы. Кто-то скажет, что я намешал всего в кучу – сознаюсь, у меня было огромное искушение сказать сразу и обо всём. В этом я чем-то схож с моим любимым русским философом Алексеем Хомяковым. Также отмечу, что в ряде моментов я пишу на грани политкорректности. Впрочем, мой текст и без того способен разозлить ряд граждан, которым сами мои мысли и идеи покажутся преступными. Я к этому привык.
Впрочем, я победил искушение сказать всё и сразу в одном тексте. Думаю, от этого он хуже не стал. Хотя, всё же, он довольно обширен. Я постарался сделать его получше и логичнее, вместить как можно больше мыслей, но не перегрузить. Надеюсь, у меня получилось.
***
В нашумевшем фильме «Последний урок» Жана-Поля Лильенфельда учительница Соня Бержерак (в исполнении прекрасной Изабель Аджани) во время урока рассказывает ученикам о Мольере. О нём и хотелось бы поведать в этой небольшой рецензии. Думаю, что каждый, кто смотрел этот фильм, навсегда запомнил, что настоящее его имя – Жан-Батист Поклен. Сын обойщика, Мольер стал ведущим драматургом времён короля Людовика XIV. Думаю, что мои читатели смотрели и другой французский фильм – «Король танцует» (2000), где роль выдающегося комедиографа сыграл французский актёр турецкого происхождения Чеки Карио. Произведения данного автора неоднократно ставились и экранизировались, в том числе и у нас. Мольер – один из популярнейших французских авторов. Среди ценителей его творчества – император Наполеон I, который смотрел комедию «Тартюф» более 10 раз и изрёк: «Мир – это великая комедия, где на одного Мольера приходится с десяток Тартюфов». Пьеса Мольера «Тартюф» – одна из важнейших составляющих современной европейской и мировой культуры. Мольер является одним из классиков мировой драматургии. Его пьесы ставят во многих странах мира на самых разных языках. Не могу не сказать, что автору этих строк в своё время довелось играть в постановке «Тартюфа» в своём родном городе, где он играл роль пристава Лояля (было это в далёком 2009-м году).
Думаю, не стоит подробно пересказывать, как появилась эта пьеса, и какие трудности ей пришлось преодолеть, чтобы появиться на сцене. Отмечу, прежде чем перейти к главному, что это стало возможно благодаря вмешательству короля, и потому Мольер написал в его честь оду в самом конце, которую произносит Офицер. Собственно, Мольер был придворным драматургом и режиссёром-постановщиком, обслуживал его королевское величество и занимался вопросами пиара, нужного в целях укрепления монаршей абсолютной власти. Он выполнял госзаказы, например, по осмеиванию салонной оппозиции («Смешные жеманницы») или против политических амбиций третьего сословия («Мещанин во дворянстве»).
***
Ардуэн де Перфикс де Бомон, архиепископ Парижский.
Как говорит официальное литературоведение, «Тартюф» – это «пьеса, прежде всего, о ханжестве, лицемерии и о том, как за благовидной личиной могут скрываться страшные пороки». Первые постановки вызвали шквал негодования со стороны влиятельных лиц, сумевших добиться её запрета. Среди них были мать короля, Анна Австрийская, а также президент Парижского парламента Ламуаньон и парижский архиепископ Перефикс[1]. Стоит отметить, что пьеса появилась вовсе не в таком виде, в каком мы привыкли её читать и смотреть. Она имела три редакции – известная нам пьеса является именно третьим вариантом. Как сообщается, Мольер писал эту пьесу, основываясь на своих наблюдениях за деятельностью тайного религиозного общества – «Общества святых даров», которому покровительствовала вдовствующая королева. Действуя под девизом «Пресекай всякое зло, содействуй всякому добру», её члены главной своей задачей ставили борьбу с вольнодумством и безбожием. Проникая в частные дома, они, по существу, выполняли функции тайной полиции, ведя негласный надзор теми, кого подозревали, собирая факты, доказывающие их виновность. Члены общества проповедовали суровость и аскетизм в нравах, отрицательно относились ко всякого рода светским развлечениям и театру, преследовали увлечение модами. Именно против деятельности данного общества и выступил в своей пьесе Мольер. Стоит отметить, что в первой редакции пьесы Тартюф был священником. Против этого выступило это самое общество, в результате чего Мольер и решил переделать пьесу и сделать её героем тайного агента данного общества. По сути, это была личная месть обиженного автора. Однако, несмотря на смягчение под нажимом тогдашнего гражданского общества (наши господа либералы часто считают, что таковым являются только они одни, а люди, требующие, к примеру, запрета гнусного фильма «Матильда», таковым не являются), он всё-таки сохранил свою основную идею и смысл – «обличение ханжества и обманщиков, скрывающихся под личиной святости». В новом, итоговом, варианте Мольер развернулся – он сделал главного героя его не только ханжой, лицемером и развратником, но также предателем, доносчиком и клеветником, то есть, приписал ему все возможные смертные грехи. Хотя остальные герои, которые считаются положительными, пожалуй, ничем не лучше, чем тот, кто показан исчадием ада.
Тартюф проникает в дом, где после брака хозяина с молодой Эльмирой вместо прежнего благочестия царят вольные нравы, веселье, слышатся критические речи. Подобная семья была подозрительна и за ней, конечно же, была установлена слежка. Однако Мольер поворачивает дело так, что Тартюф – это банальный мошенник, главная цель которого – завладеть домом и имуществом Оргона. Это давало автору некоторый козырь – он мог в ответ на критику показать, что, дескать, это мошенник, прикрывающийся благочестием, а никакой не борец за исправление нравов. Но это было бы лукавством – автор сознательно был настроен против Общества и был готов сделать всё, чтобы его очернить, запачкать грязью и всевозможно оклеветать. Впрочем, уже тот факт, что героем первой редакции был священник, показывает, что Мольер явно посмел поднять руку на католическую церковь. «Один человек, или, вернее, демон в телесной оболочке и в человеческом образе, самый отъявленный безбожник и вольнодумец, какой когда-либо существовал в минувшие века, имел достаточно нечестия и бесстыдства, чтобы задумать в своем дьявольском мозгу пьесу, которая чуть было не стала достоянием общества, будучи представлена в театре к посрамлению всей церкви, которую он стремился показать в смешном, презренном и гнусном виде», писал один из священников в письме к королю.
Папа Римский Урбан II. 1095.
Однако у нас не может не возникать такого вопроса: а не возникла ли такая ситуация по причине еретичности католицизма? (ведь именно к нему принадлежат герои данной пьесы) Не потому ли, что данная ветвь христианства откровенно слаба и попросту пасует перед такими трудностями, перед вызовами? Тем более что данные течения, бросающие эти вызовы, являются порождением католицизма. В основе его лежит принцип о непогрешимости папы, который является главой католиков всего мира. Епископ Рима был назван главой церкви, причём, в потенциале, он считается главой христиан всего мира, которые должны признать его главенство. По сути же это является ересью. Зиждется же она на неправильном истолковании слов Христа из Евангелия: «ты – Пётр и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф. 16, 18). Католики считают камнем апостола Петра, православные же говорят, что под камнем Господь разумел Себя, ибо в Писании Камнем веры и Церкви везде называется Христос – «Камень же был Христос» (1 Кор. 10, 4). Папы же «вообразили себя главами Церкви и основанием её, и даже наместниками Христовыми, что нелепо и ни с чем несообразно. А отсюда всё кичение римских пап и их давнишняя претензия на главенство и самовольное управление всею Вселенною Церковию. Уж и натворили папы в своей папской церкви разных фокусов, разных лживых догматов, ведущих к фальши и в вере, и в жизни. Это вполне еретическая церковь», писал св.прав.о.Иоанн Кронштадтский. «Сколь свята Православная вера и Церковь! Сколь праведна, полна мира Божия, полна бесконечной и неописуемой красоты (вообрази поименно в лицах всех святых, вспомни их житие, полное всякой добродетели и чудес при жизни и по смерти)!»
Алексей Хомяков
Католичество – это весьма зарационализированная религия, основанная на человеческом разуме. В ней появляется мысль о логическом доказательстве существования Бога, о том, что Бога можно познать разумом (ratio), логически. Из этого вырос, закономерным образом, протестантизм, который был плодом рационализма, его торжеством. Он появился как реакция на обрядность и формализм католичества, «которые губили всякое христианское начало в недрах западного католицизма, но ещё более тому насмешливому безнравственному неверию, которое составляло резкий и преобладающий характер романского просвещения в начале XVI века. Неверие было в искусстве, принявшем вполне языческое направление; неверие в науке, сознавшей непримиримость двух начал, соединённых в схоластике, но не сознавшей ещё мертвенности рационализма; неверие в политике, которой пророком и законодателем был Макиавель; неверие в обществе и всей его жизни, не признающей никаких законов, кроме личной выгоды и страсти. Голос предания, заковавшегося в мёртвую формальность, утратил всякое значение; голос Божий в Писании замолк в монополии папского двора», писал русский философ и славянофил Алексей Хомяков. И поэтому и появился протестантизм, формы и логический ход которого были торжеством рационализма, как говорилось выше. В духовную науку протестанты не внесли ничего нового и живого, поскольку это было попросту невозможно. Из всех ветвей западного христианства, более терпимо и лояльно Хомяков относился только к англиканству, отмечая, что донорманнское христианство было гораздо ближе к православию, чем к римскому католицизму. Он предлагал англичанам спастись в православии, переписываясь с Уильямом Палмером, одним из лидеров Оксфордского движения, но они этого не услышали и сейчас в Англии появились шариатские патрули, гомосексуальные «браки» и женщины-епископы.
Вольтер и Фридрих II
Протестантизм утверждал, что если есть непогрешимый папа, который может определять догматы церкви, то значит и любой другой смертный человек имеет право толковать Библию по-своему разумению. Отсюда уже естественным ходом всё пришло к Просвещению, которое начало открыто и прямо сомневаться в существовании Бога, сомневаться в догматах и т.д. Тогда, в XVIII веке, по европейской цивилизации тогда был нанесен тяжелейший удар, исходивший от французских писателей и философов, которых принято называть «просветителями». Их открытый атеизм стал питательной почвой для французской революции и стремительного размывания и без того ослабленного христианства на европейском континенте, считал святитель Николай Сербский. Они «говорили, что религия — это потёмки разума и чтобы она исчезла, нужно больше «света». Под светом они понимали множество всяческих наук – физику, химию и т.п.», отмечает о.Андрей Ткачёв. Собственно, именно из «Тартюфа» выросла вся просветительская французская антиклерикальная литература XVIII века, главным автором которой был, конечно, Вольтер. Просветители были настроены уже значительно более радикально, они взялись довольно серьёзно за борьбу с религией. Знаменитый Дени Дидро действовал не только через свои произведения, но и через «Энциклопедию». Всё это потом породит якобинцев и антирелигиозный террор во Франции в эпоху революции, когда в отношении храмов совершался вандализм, когда убивали священников, когда вводили разного рода культы вроде культов Разума и Верховного Существа. И долго ещё антиклерикалы будут бороться с церковью во Франции, делая всё, чтобы сократить её влияние, ослабить своих противников, опиравшихся на неё. В итоге, им это удалось. И сегодня Франция, во многом, пожинает плоды просветительской атаки на церковь – мы видим, как секулярная Франция (её визуальным символом можно назвать Эйфелеву башню, тогда как символом Франции исконной, т.е. христианской, всегда были готические соборы и, в первую очередь, собор Парижской Богоматери, Нотр-Дам-де-Пари) капитулирует перед атаками исламистов, одержимых своей идеей и готовых убивать и умирать во имя её. Секуляристам же нечего противопоставить этим фанатикам. Все эти Je suis Charlie во главе с откровенным ничтожеством, по недоразумению называвшимся президентом Франции, Франсуа Олландом, и его преемником, ещё более ничтожным Эммануэлем Макроном[2], смотрятся совершенно жалко и беззубо[3]. Получилось то, что получилось. Tu l’as voulu, Georges Dandin![4] – если говорить словами из другой мольеровской пьесы. Vous l’avez voulu![5] Святитель Феофан Затворник очень хорошо сказал по поводу революции во Франции и о том, к чему она привела: «Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек — ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря однако на то, что ком грязи можно бы всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требования — инде разумные, далее полуумные, там безумные. И пошло всё вверх дном». А вот что пишет адмирал Шишков в октябре 1812 года: «Где, в какой земле весь Царский дом казнен на плахе? Где, в какой земле столько поругана была Вера и сам Бог? Где, в какой земле самые гнусные преступления позволялись обычаями и законами? Взглянем на адские, изрыгнутые в книгах их лжемудрствования, на распутство жизни, на ужасы революции, на кровь, пролитую ими в своей и чужих землях…»
Князь Лев Николаевич Мышкин. Иллюстрация Ильи Глазунова.
Здесь я не могу не вспомнить, что говорил о католичестве великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский устами князя Мышкина в романе «Идиот»: «Католичество – всё равно что вера нехристианская! <…> католичество римское даже хуже самого атеизма, таково моё мнение! Да! таково моё мнение! Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идёт дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он антихриста проповедует, клянусь вам, уверяю вас! Это моё личное и давнишнее убеждение, и оно меня самого измучило... Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти церковь не устоит на земле, и кричит: «Non possumus!»[6]. По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительно продолжение Западной Римской империи, и в нём всё подчинено этой мысли, начиная с веры. Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор всё так и идёт, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, всё, всё променяли за деньги, за низкую земную власть. И это не учение антихристово?! Как же было не выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Атеизм прежде всего с них самих начался: могли ли они веровать себе сами? Он укрепился из отвращения к ним; он порождение их лжи и бессилия духовного! Атеизм! У нас не веруют ещё только сословия исключительные, как великолепно выразился намедни Евгений Павлович, корень потерявшие; а там, в Европе, уже страшные массы самого народа начинают не веровать, – прежде от тьмы и от лжи, а теперь уже из фанатизма, из ненависти к церкви и ко христианству! <…> Ведь и социализм – порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием! Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кровь! «Не смей веровать в бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности, fraternité ou la mort[7], два миллиона голов!». По делам их вы узнаете их – это сказано! И не думайте, чтоб это было всё так невинно и бесстрашно для нас; о, нам нужен отпор, и скорей, скорей! Надо, чтобы воссиял в отпор Западу наш Христос, которого мы сохранили и которого они и не знали! Не рабски попадаясь на крючок иезуитам, а нашу русскую цивилизацию им неся, мы должны теперь стать пред ними, и пусть не говорят у нас, что проповедь их изящна, как сейчас сказал кто-то...» По мнению о.Серафима (Роуза), «католичество — это провинциальный извод подлинного христианства, засорённый человеческими домыслами», а «для протестантов Бог — это что-то чрезвычайно личное, сокрытое в глубине души, да в такой глубине, что уж и непонятно, есть ли Бог для протестантов» (всё это «зачем мне посредники, зачем мне все эти церкви и прочее, у меня Бог в душе, я ему под каждым кустом молиться могу»).
Отмечу, что упомянутый Хомяков считал борьбу Вольтера с католичеством в ряде моментов довольно справедливой и допустимой, что в этой борьбе было больше христианского, чем в латинстве. Если смотреть с этой точки зрения, то «Тартюф» – это пьеса о борьбе против католического ханжества и мертвенности, её формальности и обрядности, её лицемерия. Но бичуя это всё, Мольер не даёт нам образа истинной веры, образца, эталона, он нам оставляет как альтернативу секуляризм, светский образ жизни, причём, абсолютно легкомысленный, чувственный, гедонистический. И эта секулярность, по сути, противопоставляется не ложной вере, а религии и вере вообще.
***
Николай Гоголь, за попытку проповедовать через литературу, был подвергнут травле со стороны прогрессивных писателей и назван ими "Тартюфом Васильевичем".
Собственно, обращаясь к началу нашего текста, мы видим, что в фильме «Последний урок» противостоят варварская культура арабских мигрантов, основанная на племенных понятиях и на исламе и французская светская секулярная культура, классиком которой и является Мольер. Мы прекрасно помним, как нам навязывали, всячески пихая в головы светскую советскую культуру, которая дополнялась «революционно-демократическими» авторами XIX века и тщательно выверенным подбором русских авторов. Из неё тщательно вытравливалась вся православная составляющая русской культуры. Советской культуре были не нужны те произведения Достоевского и Гоголя, в которых те говорили о важности Православия и об опасности нигилизма, того, что потом станет основой большевицкого террора в отношении русского народа и православной Церкви. Большевикам было просто непереносимо от того, что в «Бесах» Фёдор Михайлович показал истинное лицо «пламенных революционеров». Тогда как показать «истинное лицо» Церкви для них было приятно. И бедных русских детей встречал Павка Корчагин, подсыпающий батюшке табаку в тесто – просто так, из вредности[8]. Потом «просто так» такие же павки священников убивали, зачастую с откровенной жестокостью и изуверством. Если вспомнить, с каким зверством и с каким остервенением убивали русского царя с его семьёй… То же самое было и во Франции времён революции – это творили те, кого подзуживал «малый народ», описанный Огюстеном Кошеном и Игорем Шафаревичем. «Малый народ», впитавший в себя идеологию Просвещения, остервенело боролся против католической церкви – я писал выше о том, как вёл свою пропаганду Дидро, как действовал Вольтер, могу ещё назвать барона Гольбаха, также отметившегося на ниве атеистической пропаганды. Естественно, что Мольер был их любимым драматургом. Естественно, что они обожали «Тартюфа». А потом обзывали всех искренне верующих людей «тартюфами», всех, кто был очень благочестив и выделялся из числа остальных людей. «Малый народ» сразу замечал праведника, и немедленно бесов начинало корёжить, они набрасывались с яростью на него, стараясь его замазать и испачкать. Они выставляли его на посмешище и устраивали ему травлю. Белинский и ему подобные заклеймили глубоко православного Гоголя «Тартюфом Васильевичем», они не могли поверить в то, что он может быть человеком глубоко религиозным, что увидев, в каком грехе погрязло человечество, он просто не сможет написать второй том «Мёртвых душ». Их просто взбесили «Выбранные места из переписки с друзьями», где увидели Гоголя как искренне верующего православного человека и монархиста. Советское литературоведение просто исходило гневом и брызгало слюной, чёрной, чуть ли не демонической фигурой (хотя как раз демоническими можно назвать именно тех, кто это делал) духовника писателя – о.Матвея Константиновского. Бесов всегда корёжит от людей благочестивых и святых. Но люди, чистые сердцем, всё прекрасно видели и понимали. Вера Аксакова, дочь и сестра славянофилов и сама славянофилка по своим взглядам, писала о нём: «Гоголь – святой человек по своему стремленью. Он мог ошибаться как человек; мог запутываться в приложении к житейским обстоятельствам тех святых истин, которым был предан всеми силами души своей, но он возлюбил Бога всем умом своим, всей душой, всеми помышлениями, и ближнего как самого себя, больше этого не требуется от человека. Какой святой подвиг вся его жизнь! Теперь только, при чтении стольких писем и стольким разным лицам, начинаем мы постигать всю задачу его жизни и все его духовные внутренние труды. Какая искренность в каждом слове! И этого человека подозревали в неискренности!»
В.кн.Сергей Александрович, будучи глубоко верующим человеком, ещё при жизни подвергся самой гнусной клевете.
И не только он. Я могу назвать и другие имена людей, подвергшихся потокам ненависти и клеветы из-за своего благочестия. Вот, например, в.кн. Сергей Александрович, убиенный террористами в 1905-м году. Глубоко верующий человек, муж будущей святой великомученицы Елизаветы, он был оклеветан, в его адрес звучали и звучат мерзкие и гадкие вымыслы. Вот уже давно, ещё со времён, когда он был жив, про него ходили гнусные слухи о его якобы пристрастии к содомскому греху, о том, что по этой причине у него и его жены нет детей. Борзописец Акунин-Чхартишвили в своём гадком бульварном романе «Коронация» вывел препохабный и премерзкий образ великого князя, оплевав его, опохабив и оклеветав. И неудивительно. «Это святой человек, который стоит выше всех нас», писала о нём его супруга. А в отношении святых и благочестивых одержимые бесами всегда плюются и говорят гадости и мерзости. Не могу не отметить, что сегодня есть и те, кто выступает за канонизацию в.кн.Сергея, в том числе и автор этих строк, считающий великого князя святым мучеником. Архимандрит Анастасий (Грибановский) сказал после убийства, что Москва и вся Россия получили в лице убиенного нового молитвенника. Преподобноисповедник Сергий (Сребрянский) назвал великого князя «новым мучеником царствующего дома, мучеником за правду», а священномученик Иоанн Восторгов – «мучеником долга». Стоит вспомнить и имена святого страстотерпца царя-мученика Николая, имя которого вызывает бурное негодование и яростный гнев его ненавистников, св.прав.о.Иоанна Кронштадтского, о котором, впрочем, нужно рассказывать особо, и прочих благочестивых праведников и канонизированных Церковью святых. В наше время также можно назвать немало имён, которые вызывают бурю ненависти со стороны нечестивых и одержимых. Та же Наталья Поклонская, выступающая в защиту святого царственного мученика Николая, а защиту памяти о нём.
Тебе я с детских лет
Внушала, что уж так устроен свет,
Где злые праведным завидуют жестоко,
Где добродетели житья нет от порока.
– говорит Пернель Оргону и её слова поразительно точно отображают то, как всё в мире происходит. Впрочем, тут нельзя не вспомнить слова Спасителя, сказанные Им апостолам: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин. 15:18).
Кстати, раз уж мы упомянули Пернель, то не могу не отметить, что она из всех персонажей дольше всех сопротивлялась общему антитартюфовскому настрою, проявив твёрдость в своих убеждениях. Естественно, что советское литературоведение и вообще самая секулярная традиция считают, что это – «свидетельство косности и замшелости, устарелости, упорства в невежестве» и т.д. Я же могу сказать, что это напоминает мне о том, что в нашей стране бабушки сохранили православную веру и передали её своим внукам, оставаясь с Христом до конца, подобно жёнам-мироносицам. Женское сердце вообще более восприимчиво к Вере, чем сердце мужчины. Об этом неоднократно говорили святые отцы, отмечая ту огромную важность женщин для распространения христианства, их огромную роль в этом.
***
Св.прав.Иоанн Кронштадтский
Вообще тот факт, что данная вещь была написана в форме пьесы для театра, говорит о многом. Через театр гораздо легче передать какие-либо идеи, нежели через толстые трактаты. По сути же, светская культура ставит театр на одно из важных мест, считая его важным местом, которое выполняет функцию чуть ли не поучения, чуть ли не исправления нравов. Но правильно ли это? Св.прав.о.Иоанн Кронштадтский писал о театре следующее: «Театр усыпляет христианскую жизнь, уничтожает ее, сообщая жизни христиан характер жизни языческой. «Воздремашася вся и спаху» (Мф.25:5), между прочим этот гибельный сон производит в людях и театр. А потом что? Науки, в духе языческом преподаваемые, заботы житейские, усиленные донельзя, любостяжание, честолюбие, сластолюбие. Театр – школа мира сего и князя мира сего – диавола; а он иногда «преобразуется и в ангела светла» (2 Кор.11:14), чтобы прельщать удобнее недальновидных, иногда ввернет, по-видимому, и нравственную пьеску, чтобы твердили, трубили про театр, что он пренравоучительная вещь и стоит посещать его не меньше церкви, а то пожалуй и больше: потому-де, что в церкви одно и то же, а в театре разнообразие и пьес, и декораций, и костюмов, и действующих лиц». Как верно сказано! Собственно, через театральную сцену тот «малый народ» пытается пронести свои установки, навязать обществу свои «ценности». И, в данном случае, «Тартюф» пытается показать, что нет людей благочестивых, что они – попросту ханжи и лицемеры, а нормальным считается жить легкомысленно, развлекаться и говорить возмутительные речи. Эльмира, которая вполне легко готова соблазнить человека для того, чтобы его изобличить перед мужем – а что если она так может сделать и просто так, уже для себя, не прикрываясь никакими «благими целями»? А жених Марианны, Валер? Не посещающий храма и заражённый вольномыслием, он был из породы тех аристократов, которые были в первых рядах революционеров, «шатавших режим», а потом с обрезанными волосами и связанными руками ехавших в телеге на гильотину. А тот же речистый Клеант? А дерзкая на язык и нахально ведущая себя с господами служанка Дорина? И эти люди что-то ещё могут судить об истинном благочестии? По сути, пьеса нам показывает, что есть два варианта – блудить, прикрываясь благочестием, и блудить, не прикрываясь. А жить благочестиво попросту никто и не может, да и не надо – такой посыл следует из неё. В пьесе есть образ лицемерного фарисея, но нет образа кающегося мытаря. Все считают себя правыми, будучи грешниками, которые считают свои грехи «нормой». Главный же бес в этой пьесе – упомянутая Дорина, которая является главным носителем всей этой секулярной идеологии и является главным врагом Тартюфа. Она – главный двигатель сюжета, она плетёт интриги против Тартюфа и его сторонников, она фактически управляет всеми остальными наряду с Эльмирой и добивается своего.
Театр учит чему-то с подмостков, пытаясь проповедовать. Но проповедь разумного, доброго и вечного, вечных истин – это то, что мы можем слышать каждый раз на литургии, когда священник с амвона возглашает нам о том, что мы должны любить ближнего, не делать зла, не гневаться, не творить зла, соблюдать Заповеди и стремиться к исправлению, к покаянию в грехах. Но «малому народу» это как раз не нужно, им нужно донести до людей то, что слушать церковную проповедь нельзя ни в коем случае. Поэтому они пытаются создать образ: вот, смотрите, вас попы учат как жить, а сами-то, сами… В ход идут «толстые попы на мерседесах», «часы Патриарха» и прочие мерзости и гадости, разного рода клевета. Как тут не вспомнить образцы советской сатиры – отец Фёдор в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова и отец Елпидий в «Самоубийце» Эрдмана. Игорь Шафаревич писал о первых следующее: «Мне кажется, пора бы пересмотреть и традиционную точку зрения на романы Ильфа и Петрова. Это отнюдь не забавное высмеивание пошлости эпохи нэпа. В мягкой, но четкой форме в них развивается концепция, составляющая, на мой взгляд, их основное содержание. Действие их как бы протекает среди обломков старой русской жизни, в романах фигурируют дворяне, священники, интеллигенты – все они изображены как какие-то нелепые, нечистоплотные животные, вызывающие брезгливость и отвращение. Им даже не приписывается каких-то черт, за которые можно было бы осудить человека. На них вместо этого ставится штамп, имеющий целью именно уменьшить, если не уничтожить, чувство общности с ними как с людьми, оттолкнуть от них чисто физиологически: одного изображают голым, с толстым отвисшим животом, покрытым рыжими волосами; про другого рассказывается, что его секут за то, что он не гасит свет в уборной... Такие существа не вызывают сострадания, истребление их - нечто вроде веселой охоты, где дышится полной грудью, лицо горит и ничто не омрачает удовольствия». Отец Фёдор изображён корыстным и желающим обогатиться, а отец Елпидий призывает главного героя пьесы совершить самоубийство, которое, вообще-то, считается церковью страшным грехом – то есть, автор допускает сознательную и гнусную ложь.
Святитель Иоанн Златоуст
Да и вообще – что, зачастую, представляет собою театр сегодня? Когда на государственные деньги со сцены показывают людям голые ягодицы, когда на сцене совершаются половые акты, причём, зачастую, исполненные содомского греха. Содомия, пошлость, грязь, воспевание порока… И, конечно же, глумление над верой, глумление над святынями. Собственно, современная поп-культура, всё это непотребство фактически «базируется на глумлении над святыней как на универсальном культурном коде, средстве распознавания своих и чужих. Можешь поглумиться – значит свой», отмечает русский публицист Егор Холмогоров. И так появляются разного рода серебренниковы, гельманы, пуссирайоты и прочая скверная амнуэль. И как тут не вспомнить, что представлял собою театр во времена святителя Иоанна Златоуста, так гневно обличавшего его: «В его время сцена была, можно сказать, училищем самой возмутительной безнравственности, там слышались слова и раздавались песни самые бесчиннные, актёры и актрисы являлись на сцене почти совершенно обнажённые и преподавали уроки самой страшной, преступной похотливости», пишет архимандрит Агапит в книге «Жизнь святого Иоанна Златоустаго, архиепископа Константинопольскаго и его пастырская деятельность». Разве не напоминает это современные театры? «Ты стоял здесь, слушая Иоанна и чрез него внимая учению Духа, и после этого идешь слушать блудных женщин, произносящих речи постыдные, а еще постыднейшие дела представляющих на зрелище, также изнеженных юношей, которые взаимно друг друга бьют и бьются. <…> Всё там – смех, всё – стыд; там – ругательство, насмешки, выходки; всё – разврат, всё – пагуба», возмущается святитель Иоанн в «Беседах на Евангелие от Иоанна Богослова».
Мы живём в мире, где под нападки на религию и традиционные ценности, когда «тартюфами» клеймят искренне верующих людей, нам протаскивают совершенно чуждые нам «ценности» – нам предполагается или стать трансгендерами-зоофилами, принять то, что содомия – это «нормально», или же принять шариатский порядок, где нет места христианской любви к ближнему, нет тех основ, которые создали европейскую цивилизацию. По сути же, европейцы, как отмечалось выше, проделали путь через Реформацию и Просвещение к прямому безверию. Католицизм оказался слаб перед угрозами, которые вставали всё это время и встают сейчас. Католические храмы закрываются, закрываются и лютеранские кирхи, которые переходят под приюты для мигрантов-агарян. Теперь условному Валеру не надо ходить в храм, он может пойти в гей-клуб, забыв про Марианну, куда зайдёт условный Ахмед и приведёт в действие свой пояс шахида. И некому будет его уже спасти.
Женщины-"епископы" - одна из степеней падения западного христианства.
Да что католицизм, если его производное детище – протестантизм – давно уже и однозначно капитулировал, фактически сделав немало для торжества современного постхристианского общества. Как отмечает Егор Холмогоров, одна из первых стран, где появилось одно из первых протестантских течений в Европе, Чехия, сегодня является довольно атеистической, постхристианской (и сегодня это страна с самым низким уровнем в Европе воцерковлённости молодёжи). Точно также обстоят дела и в Нидерландах, где знамя революции в своё время поднимали именно протестанты. Страны с государственными протестантскими церквями сегодня представляют какое-то довольно унылое и печальное зрелище. И мы видим уже епископа Кентерберийского, признающегося, что он не верит в Бога, видим женщину-«епископа», открытую лесбиянку, которая состоит в «браке» с другой женщиной и убирает с кирхи кресты, чтобы «не оскорблять чувства мусульман». Другая женщина-«епископ» открыто говорит о том, что сомневается, нужно ли обращаться к Богу в мужском роде, что Он – «вне пола», а третья вообще называет содомию «даром Божьим». Мы видим, как эти самые структуры одобряют содомию, благословляют содомитов и их «браки». Да и католическая церковь тоже начинает дрейфовать в сторону толерантности к содомии, к извращениям. Когда в католическом храме разрешают выступить некому существу непонятной половой принадлежности по имени Кончита и прочие вещи подобного рода – начинает возникать вопрос, а что это?
Крестный ход в Санкт-Петербурге. 12 сентября 2017 года. В нём приняло участие более 100 тысяч человек.
Наша страна пережила страшные гонения на веру, Церковь находилась в жесточайших условиях. Грабили, закрывали и рушили храмы, либо же переделывали под склады и туалеты или дома культуры. Убивали архиереев, священников, монахов и мирян. Но, несмотря на эти гонения, Русская Православная Церковь выстояла и сегодня в России мы видим возрождение духовной жизни, мы видим, что люди идут в открывающиеся и строящиеся храмы, мы видим, что дети с детства имеют возможность узнать Слово Божие свободно. Но, конечно, безбожники и одержимые никуда не делись и нападки на Церковь, на Веру продолжаются со стороны представителей «малого народа». Они требуют крови, требуют уничтожить религию – причём, нападают они именно на православную веру, в отношении же ислама, например, они ведут себя тихо и скромно, а иудаизм не трогают вообще (и на то есть причины, поскольку нападки на него воспринимаются как антисемитизм, который является одним из жупелов «малого народа» – они часто предъявляют обвинения в нём там, где никакой ненависти к евреям нет и не было). Называя Православную Церковь «сектой», они умиляются, а то и совсем не обращают внимания на совершенно конкретные деструктивные секты. Мало того, они открыто вступаются за запрещённую в нашей богохранимой стране секту «Свидетелей Иеговы», которая фактически является мошеннической организацией, отбирающей у людей их имущество путём внушения им, что так нужно для общей пользы и для их собственного спасения. В своей идеологии они заявляют, что спастись может только 100 тысяч человек – неправда ли напоминает мессианскую идеологию протестантизма, в которой предполагается, что спасение определено заранее и касается далеко не всех, а лишь немногих избранных. Тут и теория о том, что богатый и успешный явно предопределён к спасению, а нищий обречён. Тут и разговоры о богоизбранности определённых протестантских наций – тех же англичан или американцев.
Некто г-н Познер выступил с обращением по поводу некоего блогера Сайбабталова, известного как Соколовский, где он вопрошает о том, а можно ли быть в современной России атеистом, неужели уже начали сажать за отрицание Бога? Ему прекрасно ответил в своём открытом письме Егор Холмогоров: «Спрашиваете можно ли быть атеистом в России? На мой взгляд, атеистом в России быть нельзя. Атеизм в России – отрицание самой природы России, самого её смысла, самой её сути. Когда-то знаменитый фельдмаршал Христофор Миних, сказал полушутя-полусерьезно: «Русское государство обладает тем преимуществом перед другими, что оно управляется непосредственно самим Богом, иначе невозможно понять, как оно существует». Отрицать Бога – значит отрицать Россию. И наоборот. Россия – государство, созданное и обустроенное святыми князьями, защищенное святыми воинами, страна, освоенная и изученная святыми монахами и епископами, основавшими свои монастыри в самых дальних таежных дебрях, в тундре, на северных островах. Тысячу лет миллионы людей в этой стране денно и нощно молились Богу с такой истовостью и серьезностью веры, жили в такой плотной атмосфере чуда, что даже если бы Вы и подобные Вам были бы правы, и Бога бы не существовало, то здесь, в России, Он стал реальностью. Россия так пропитана верой и пронизана Богом, что здесь отрицать Его существование и в самом деле глупо и преступно - прежде всего перед своим собственным разумом». В 1917 году к власти в стране пришли к власти воинствующие безбожники, которые одной из важнейших своих задач видели уничтожение религии, уничтожение Православия в России. «Они убивали – расстреливали, топили, сжигали, даже распинали на алтарных преградах и заливали в горло расплавленную медь. Они избивали, унижали, мучили тело и вытаптывали душу. Они взрывали церкви и превращали их в скверные места. Они рубили топором и кололи штыком иконы (одна такая исколотая досталась мне от бабушки)». В списке канонизированных новомучеников и исповедников Российских, пострадавших за веру, числится 1774 человека – это только те, чьи подвиги тщательно изучены церковными комиссиями и подтверждены. В базе данных, где перечислены пострадавшие представители духовенства, насчитывается сегодня 25 тысяч имён, из которых только архиереев 440 человек. Но и это далеко не полное количество пострадавших – исследователи оценивают его в 500 тысяч человек, среди которых не только священники и монахи, но и верующие миряне, сделавшие свой выбор и не отрекшиеся от своей веры. Несмотря на все эти ужасные гонения, православие в России сохранилось, выжило, традиция не прервалась. Католичество и отпочковавшееся от него протестантство не смогли и не могут спасти Европу от агарян и афеев. Тогда как православие спасло Россию от безбожного коммунизма, помогло пережить коммунистическую тиранию.
***
Какие выводы хотелось бы сделать из того массива абзацев, фраз, слов и букв, который был представлен выше?
1). Нападая на ханжество и лицемерие в пьесе, Мольер не даёт оному никакой иной альтернативы – т.е. не показной, а искренней и глубокой веры. Альтернативой этому он видит только секуляризм, граничащий с безбожием.
2). По сути, уже изначально пьеса носила антирелигиозный характер, являя собой нападки на религию, веру и церковь. Под воздействием же тогдашнего гражданского общества из числа довольно влиятельных лиц, автор смягчил текст, но всё же она сохранила прежний настрой.
3). Стоит отметить тот факт, что сам католицизм давал поводы к нападкам и критике в свой адрес. Фактически же, именно из католицизма посредством Реформации и просвещения появилось на свет секулярное безбожие, одним из источников коего стала данная пьеса, давшая вдохновение для всей последующей антирелигиозной литературы.
4). Святые и благочестивые люди всегда вызывают гнев и ненависть со стороны врагов Христа, со стороны одержимых и бесноватых. Те, кому нравится жизнь, исполненная греха и потаканий удовольствиям, люто ненавидят тех, кто старается жить благочестиво. Они отыскивают грехи, самые разнообразные гнусности у таких людей, а потом с восторгом трясут грязным бельём, чувствуя себя триумфаторами – «ага, и на солнце бывают пятна!»
5). Современная «культура» основана на глумлении над святынями, на издевательствами и ненависти к религии, к Вере и Церкви. Отсюда берутся все эти серебренниковы, пуссирайоты, гельманы, сайбабталовы и иже с ними. Для них поглумиться над святыней – это прикольно, это круто. Это обозначение для других таких же – «я свой».
6). Представители этой «культуры» вообразили себя учителями и «пророками», которые хотят убрать Церковь и самим воздействовать на массы людей. Учить их грязи, учить их мерзостям и пакостям. Воздействуя на широкую аудиторию, состоящую, в большинстве, из молодых и неокрепших умов, они, таким образом, разрушительно воздействуют на наше молодое поколение, на наше будущее.
7). Россия в ХХ веке пережила страшные гонения на религию, на Веру и на Церковь, и это были не просто издевательства и высмеивания «жирных попов-мракобесов», это были кровавые расправы, стоившие нашей стране многих человеческих жизней. Очень не хочется, чтобы подобное повторилось. Но, к сожалению, подобное мы видим сейчас на Ближнем Востоке, где массово убивают христиан. Не к этому ли мостят дорогу наши доморощенные воинствующие безбожники? Мы видим на примере Европы, куда всё движется.
***
Поэтому хочется сказать, завершая этот текст, следующее. Вместо иной легкомысленной пьесы, которая не только не учит нас ничему хорошему, в которой нет высокого нравственного примера, лучше всего прочесть жития святых, в которых можно найти много примеров для нравственного исправления, где можно увидеть примеры истинно христианской жизни. А в церковной проповеди можно услышать гораздо больше важного и душеполезного, чем с театральной сцены. В любом случае, вы имеете право не соглашаться со мной и гневаться на то, что я написал. Я высказал то, что я думаю. Я искренне убеждён в своей правоте. Впрочем, мои оппоненты также убеждены в собственной «правоте». Это их право. Но мне бы хотелось, чтобы они ограничивались лишь перебранками и не доходили до призывов к неправомерным деяниям.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Ардуэн де Перефикс де Бомон (1606 – 1671), архиепископ Парижа (1662 – 1671). Воспитатель короля Людовика XIV, автор «Истории Генриха Великого» (1661), получившей, впоследствии, положительный отзыв Вольтера. Член Французской академии (1654 – 1671).
[2] Про Макрона была информация, что он до своего избрания президентом был католиком-традиционалистом и даже являлся членом Братства Пия Х. Хотя, вероятнее всего, он обычный французский католик, просто на фоне погрязшей в секуляризме Франции, он смотрелся более верующим, считают некоторые.
[3] Французский писатель Морис Дрюон в своём романе «Когда король губит Францию» высказал свои политические воззрения. Он считал, что посредственности у руля страны губят её, приносят ей только вред – и именно короли-посредственности нанесли урон стране в годы Столетней войны. Будучи голлистом, он довольно неприязненно относился к президенту Валерии Жискар д’Эстену. Величие для него было важным критерием, де Голлем он восхищался. В принципе, в самом деле, после ухода генерала с поста президента, начинается путь вниз – один посредственный президент сменяет другого. Великие Франции оказались не нужны…
[4] Ты этого хотел, Жорж Данден! (франц.)
[5] Вы этого хотели! (франц.)
[6] Не можем! (лат.) Формула категорического отказа римских пап светской власти, требовавшей исполнять её приказы.
[7] Братство или смерть (франц.)
[8] Вот что писал по этому поводу русский писатель Владимир Солоухин: «Но вот кто помнит, с чего начинается «Как закалялась сталь»? Священник, учитель в школе закона Божьего, спрашивает учеников, кто перед Пасхой приходил к нему на дом сдавать уроки. Дело в том, что один из учеников, а именно. Как потом выяснилось, Павел Корчагин, образец человеческого и коммунистического поведения для многих последующих поколений, насыпал в пасхальное (для кулича) тесто махорки. И это тоже преподносилось нам как доблесть. Пакости, предавай, доноси, ненавидь, воруй (вскоре Павка украдёт наган) [если точно, то манлихер – С.З.] – всё хорошо, если ты воруешь у «классового врага», если ты пакостишь «классовому врагу». Тогда ты не пакостник, не гадёныш, не воришка, а – герой» (Солоухин В. Камешки на ладони // Наш современник. №6. 1990. С.24 – 25).